Верьте в меня сейчас, пожалуйста, дорогие. Кое-что важное происходит, держите кулачки. Необходимы силы.

всё ради любви. безрассудно. рано.
принять – что позволить играть с ножами.
и мартовский снег пеленает раны
на белом не пряча, но обнажая.

остаться бесхитростной, быть готовой
с невиданной твёрдостью и покоем.
я камень. я – пух невесомей слова,
а сердце не глупо. оно живое.

позволь же сберечь, что во мне непрочно –
то хрупкое чудо за толстой кожей.
твои семена терпеливы в почве
и руки твои меня держат, Боже.

короткий миг тревоги небосвода
задел за край речного полотна,
как будто кто-то взбаламутил воду
рукой коснувшись илистого дна.

ты не даёшь мне спать своим потоком.
осядет муть… позволь мне ледяной
твоей водой у вечности под боком
умыть лицо и снова стать собой…

не ждать причастий, счастий… и нелепо
любить её сейчас, вовсю дыша.
как можно камнем падать в это небо?
когда светло. когда горит душа.

мой дорогой, ты будешь вечно молод,
наивно стар, любим и одинок…
пока планета, мир, наш дом и город
впадают в нескончаемый поток.

если станешь искать покоя,
не ходи в мой забытый дом,
просто стань моею тоскою,
под ногами сухим листом.

прошепчи мне, и я поверю,
чёрной тучею белый стих.
деревянною ручкой двери
мои пальцы сожми в своих.

майской лёгкостью боль непрочна.
почитая мирской уклад
терпкий дух перегнившей почвы
удобряет оживший сад.

свобода от бремени в тысячу тонн…
мне страшно - коснусь и рассыплется сон.
и некуда скрыться - внутри, надо мной
рисунок за полупрозрачной стеной.

чертами лица сквозь систему планет
немыслимой вспышкой врывается свет,
и целая стая невиданных птиц
взлетает шутя с обожжённых ресниц.

симметрия родинок. льющийся шёлк.
мой кастор и поллукс, мне так хорошо
созвездия, руки, ключицы, плечо…
не помня себя, целовать горячо.

так искренность каплею крови на снег
вспадает неслышно… какой человек
заветную тайну ревниво храня
не скажет, что ты - продолженье меня?

так сердце впускает хрустальный кинжал.
одна среди всех, кто тебе подражал
убийственной нежностью, лёгкой рукой
восходишь, лелея вселенский покой.

и тонкие девы над травами ввысь
пускаются песней; но как ни стремись
удел мой, себя потеряв в глубине,
навеки желать недоступного мне.

болотные топи, бриллиантовый мох…
изгибы ручья заставая врасплох,
пускай лишь лазурно-густой малахит
твой облик на глади озёрной хранит.

некоторые мужчины как цветы.
некоторые женщины как скалы.

ты боишься, что я отобьюсь от рук
пожелай мне остаться в родном причале
мой единственный, добрый, сердечный друг
как тебя уберечь от моей печали?

trisdešimt trys pagalvės
oras ramus ir lėtas
net nemaniau, kad karvės
mėgsta tokius poetus

didelės kaip pyragas
mano gimimo dieną
duoda paglostyt ragą
pievą paverčia pienu

новолуние прочит любимым
в полутьме возвратиться назад.
нежность пахнет лавандовым дымом,
застилает и режет глаза.

неокрепшему сердцу на диво,
опускаясь неслышно ко дну,
я поддамся тому, что красиво,
принимая на веру вину.

все дороги пустынного края
исходив по нечётким следам,
я тебе всё равно доверяю,
я тебя никогда не предам.

что металось внутри и боролось,
разольётся послушной рекой.
неживой обесцвеченный голос
объявляет дорогу домой.

ты удивишься, но вода
имеет больше состояний,
чем три
их около двухста.

я просыпаюсь без звонка
как будто шум, который раньше
был сном
утих. и оглушив

мирской эфир прошедших дней
пустой строкой, как благодарность
с небес
вспадает чистота.

представь два тоненьких стекла,
за ними все твои печали.
сложи
и сделай телескоп.

каштаны гроздьями по три
повисли в парке вдоль ворот.
исколешь руки, а внутри
лишь белый плод.

листай, как книгу, ворох дней,
дождись, и вскоре, только тронь,
подарок спустится с ветвей
в твою ладонь.

покой предшествует труду,
нет, не тревожь, и не сорви…
так я в осенней дрёме жду
твоей любви.

как мягок твой лесной покой,
бесплотный мир в небесных кронах.
земля пружинит под рукой,
сплетая корни водоёмов.

едва заметен наверху
твой след, един и ненадёжен.
улитка, спящая во мху,
уже твой шаг не потревожит.

твой свет сошёлся в лепестках
огня и лотоса на камне.
так новый ветер, старый страх
бессонной ночью прошептал мне.

так птица голосом твоим
тревожит свод порою ранней.
а мы живём, как будто спим,
среди чудес и притязаний.

сочится день. восходим мы.
зеленой боли, пылкой крови.
я больше не боюсь зимы -
земле тепло в твоём покрове.

прибей себя к кресту,
отвергни свою долю,
беспечность не любя
покинь желанный дом.

и канешь в пустоту
среди глухого поля,
являясь для себя
единственным врагом.

уйди в безлюдный лес,
доверь себя простому,
укройся до поры
от всех, кого простил.

забудешь ждать чудес -
и вдоль дороги к дому
посыплются дары
единственной из сил.

сандаловое дерево и мёд.
надломленная ветвь пускает корни,
но не цветёт.
изящно и покорно
земля впускает новый переплёт
в структуру, где безвременно и чёрно
однажды пламя превратится в лёд.

и беспокойный камень, наблюдая
во влажных тёплых недрах чистой почвы,
страшится края.
ведь ещё не точно
когда настигнет совершенство рая,
в раскидистых корнях рождая почки
и будет жизнь, величием простая.

так селезень спускается на воду,
но, не дождавшись ласковой подруги,
от несвободы
тихо и упруго,
приняв за смерть просторы небосвода,
взмывает снова за пределы круга
пруда и водных тел иного рода.

вылепи сердце моё на гончарном круге,
песня откликнется в нём, как в пустом сосуде.
глина податливой кошкою лижет руки,
вмиг покоряясь нежнейшему из орудий.

нужное слово окажется очень старым,
вспомнить его тяжело, находясь в погоне.
плавится воск, выгорая во власти жара,
но мягко меняет форму в тепле ладони.

течь, огибая препятствия - первый смысл,
подвиг воды от небесного по земному.
в запахе перечной мяты и барбариса
бережный взгляд возвращает ребёнка к дому.